Чарли Чаплина связаны с цирком. Впер­вые на цирковом представлении он присутствовал в детские годы. «Это бы­ло, — вспоминает Чаплин, — в Миддльсбро, в Англии. В то время я не находил ниче­го более прекрасного, чем клоун Лапэн. Признаюсь, что это он внушил мне же­лание быть похожим на него. Как я его любил и восхищался им! Представьте себе его со щеткой и с кастрюлей, отряхиваю­щего о себя какую-то воображаемую пыль. Он вызывал такие взрывы хохота у пуб­лики, что весь город стремился посмотреть на него... Он в равной мере был прекрас­ным жонглером, наездником, акробатом, мимом. Бывало он вскакивал на лошадь и в течение нескольких кругов по арене показывал зрителям целую драму: он лю­бит, ревнует, убивает соперника и, зако­ванный в кандалы, идет в тюрьму. Я находил это великолепным, и с тех пор у меня не было другого желания, как подражать ему». Это и привело юного Чарли, как он сам говорит, в «мир опилок». Да и мать Чап­лина желала видеть своего ловкого, гиб­кого сына артистом цирка. Ежедневные тренировки ученика акробата, бесконеч­ные повторения неудающихся трюков, «постоянный риск переломать кости» — по выражению Чаплина, отчаяние и окрик, а то и увесистый тумак учителя-хозяина — вот чем были заполнены учени­ческие годы будущего создателя кинема­тографического шедевра «Цирк». И не произойди однажды несчастный случай с малолетним акробатом, когда он проде­лывал «опасное двойное сальто, вероят­но, — вспоминает Чаплин, — остался бы я до конца моих дней в цирке» . На формирование творческого облика Чаплина большое внимание оказала бо­гатая английская традиция клоунады и эксцентрики. Если в комедийном мастерстве коротыш­ки Литтл Тича Чаплин черпал уроки тра­диционной английской эксцентрики и меланхолического бурлеска, основанных на выразительной работе с клоунским рек­визитом, то у комика-простака Дена Лейно, строящего свои выступления в мягкой, естественной манере, он учился реалистическому раскрытию образа в искусстве смешного. Большое, непосредственное воздействие на раннее формирование Чаплина оказал и волшебный мир знаменитых рождест­венских празднеств, когда бушующие вол­ны народного веселья по вековой тради­ции долгие недели плещут о берега лон­донских улиц от Лэмбета — прокопченно­го квартала бедняков до Лестер-сквера, этого грандиозного открытого цирка, где уличные клоуны, дрессировщики, клиш-ники, маленькие оркестрики давали пред­ставления на воздухе за гонорар, собирае­мый в шапки. Пройдет немного времени, и юный Чаплин будет уже не зрителем, а сам начнет выступать в роли клоуна на подмостках театра «Эмпайр», расположен­ного в самом центре Лестер-сквера. Любо­пытно, что ныне на том месте, где когда-то стоял «Эмпайр», высится огромный первоэкранный кинотеатр «Одеон». Здесь в конце 1952 года и состоялась премьера знаменитых чаплинских «Огней рампы» — этой потрясающей, полной горечи драмы старого клоуна Кольверо. Сюжет и действие этой кинодрамы, как, впрочем, и «Малыша», и «Спокойной ули­цы, и «Новых времен» и многих других, навеяны неизгладимыми воспоминаниями детства, которое прошло у Чаплина в бедняцком квартале Лондона — Ист-Энде, среди ужасающей нищеты, бездомных и бродяг, среди обездоленных «маленьких людей».

. Позднее, вспоминая об этом не­человечески трудном пути, Чаплин ска­жет: «Никто не поверит, что все это мы пережили в действительности» . Кем толь­ко не довелось быть Чаплину, чтобы про­кормить больную мать! Попрошайкой, подмастерьем, парикмахером в Баксер-холле, разносчиком телеграмм Западной почтовой конторы, стекольщиком, продав­цом копеечных игрушек, которые он сам же и мастерил. А в промежутках, когда удавалось получить контракт, он выступал в качестве ролей. В это время юный Чарли усиленно тре­нируется как жонглер, обучается эквилибристике, берет уроки езды на роликах, достигнув в этом исключительных успе­хов. И его акробатический тренаж и бо­лее ранняя танцевальная выучка, зачатки которой еще в двухлетнем возрасте полу­чил Чарли от отца — талант­ливого комика, выучка, позво­лившая одиннадцатилетнему Чарльзу Чаплину — в то время участнику хореографического ансамбля «Восемь ланкашир­ских парней» — стать чемпио­ном зажигательного «клог-дан-са» — все это впоследствии так пригодится, так верно по­служит Чаплину-киноактеру. Но до этого еще далеко. Еще Чаплину предстоит прой­ти великолепную школу сме­ха и искусства высокой пан­томимы в передвижном мю­зик-холле Кэйзи и труппах Карно, Шесть лет, проведенные на «фабрике смеха» Фреда Карно, занимают в творческой биогра­фии Чаплина особое место. Искусство эксцентрической пантомимы здесь было дове­дено до высокого совершен­ства. При вступлении в труппу Карно Чаплин не был абсолютным новичком в этом ис­кусстве: много дало ему участие в цирко­вых представлениях, многое унаследует он от своей матери Ханны Чаплин. Вот как будет он вспоминать об этом в ценнейшей статье «Как заставить людей смеяться»: «Я часто спрашиваю себя: не обязан ли я своим успехом в пантомиме дару, переданному мне моей матерью? Она была исключительной мимисткой... Глядя на нее, наблюдая за ней, я научил­ся не только воспроизводить чувства с помощью жестов и мимики, но и пости­гать внутреннюю сущность человека» . Комические актеры, исполнявшие в театре Карно скетчи и целые пьесы, умели великолепно разговаривать со зрителем на языке пластического жеста и вырази­тельной мимики, на том самом языке, ко­торым оперировало и молодое искусство кино. Не случайно почти все ведущие ак­теры пяти трупп Карно впоследствии ста­нут мастерами экрана. «Могу сказать, — пишет Чаплин,— что лучшим в моей работе я обязан школе, которую я получил в труппе Фреда Карно. Все классические традиции театрального юмора были тщательно сохранены в этой труппе: акробатика, клоунские диа­логи, приправленные «горьким смехом», меланхолической иронией, танцы, жон­глеры — одно следовало за другим и соз­давало ни с чем не сравнимое и полное си­лы зрелище . Цирковая выучка, богатые творческие накопления, сделанные Чаплиной в лон­донский период, позволят ему развернуть­ся на экране во всю ширь, ибо, как гово­рилось выше, кино тогда оперировало те­ми же самыми выразительными сред­ствами, в которых Чаплин так преуспе­вал. Получив творческую самостоятельность, Чаплин подобрал себе постоянную труп­пу, почти все участники которой были цирковыми артистами. Труппа отлича­лась удивительной слаженностью в работе и универсальностью. Это позволяло Чап­лину-режиссеру добиваться от своих парт­неров выразительной завершенности же­ста и мизансцен. Немало студий сменит Чаплин, создаст десятки киноэксцентриад, совершит взлет к своим полным новаторских находок шедеврам: «Пилигриму», «Малышу», «Зо­лотой лихорадке», и в каждом из них бу­дут отчетливо видны не только акробати­ческая подготовка, танцевальное мастер­ство, виртуозная езда на роликах, но и уро­ки замечательных клоунов Лапэна, Литтл Тича, Дена Лейно. И предельно ярким все это окажется в его очаровательном, про­никнутом трогательной лиричностью и безудержным «Цирке».

. Атмосфера цирка, так прочно вошед­шего в его жизнь как тема, давно привле­кала Чаплина. Первоначально «Цирк» мыслился как кинорассказ о судьбе клоу­на. Во всех упоминаниях о замысле этого фильма он так и фигурирует: «Жизнь клоуна». Впоследствии замысел претер­пел изменения. Сюжет «Цирка» в его те­перешнем виде «Cinemonde», Paris, 1931, . 195—196. S. Lorant «Wir vom Kino», Berlin, 1928, . 13 — 17. Чаплин», Гоекиномэдат, М. 1945, стр. 177—178. ж е, стр. 178. Действие «Огней рампы» — киноповест­вование о трагедийной судьбе старого клоу­на в буржуазном обществе — происходит на рубеже 1914 года. В выступлении клоунов тогда был модным так называемый «рва­ный жанр». По ходу фильма Чаплин испол­няет клоунское «антре» в босяцком об­личье. Не только «король комиков», но и актер огромной трагедийной силы — Чаплин оди­наково успешно умеет вызывать гомериче­ский исторгать слезы. Чаплином деталью — «хождением по про­волоке». «Мы знали, — вспоминает Чап­лин, — что я — ходящий по проволоке — богатый материал для смеха.

. Мысль об использовании обезьян пришла только после начала работы, а трюк с поясом — еще позже. Очень сложная ситуация. В ней есть все и для напряжения и для смеха» . Когда вспоминаешь кадры «Цирка», перед взором вновь во всех подробностях встает удивительно трогательная история маленького неприкаянного человека, во­лей нелепого случая попадающего в ро­мантическую атмосферу цирковых кулис. Разве эпизод, ошалелый от погони бездомный Чарли влетает на манеж в самый разгар представления, и публика, приняв его за клоуна, начина­ет дико хохотать! Чаплин», М., Госкиноиздат, 1945, стр. 174. А уморительное посвя­щение его в тайны клоунского ремесла, а эпизод «Чарли невольный канатохо­дец», когда под куполом ему приходится не только чудом удерживать равновесие на канате, но и бороться с тремя свире­пыми, вырвавшимися из клетки обезьяна­ми. (Во время съемки обезьяны не на шут­ку искусали Чаплина, так что он был вы­ нужден лечиться довольно долгое время.) Незабываемы проникнутые горечью кадры, посвященные безответной возвышенной любви циркового служки Чарли к прелестной наезднице Мирне и особен­но берущий за сердце финал фильма, ко­гда передвижной цирк-шапито уезжает и в светлом, ясно очерченном опилочном круге бывшего манежа остаются лишь колышимые ветром обрывки бумажной звезды, через которую прыгала Мирна, да жалкая согбенная фигура Чарли-неудач­ника. «Цирк» — одно из любимых произведе­ний Чаплина. Недавно он заявил коррес­пондентам, что написал музыку к этому фильму (выпущенный в 1928 году фильм «Цирк» был немым). Неистощимая изобретательность и ред­костной выразительности мимика позво­ляют Чаплину создавать на экране неза­бываемые страницы, волнующие, понят­ные в любом уголке земного шара. Какой силой может обладать мимический разго­вор, если ведет его такой мим, как Чаплин. Вспомним хотя бы его проповедь о Дави­де и Голиафе. Ни слова не произносит пастор — Чаплин, но мы видим то вели­кана, то карлика, перед нами проходит вся библейская притча. Только мим из ряда вон выходящего дарования способен создать такие сцены, как приключения «дерева», которым за­маскировался, отправляясь в разведку, «Чарли-солдат», или мимический эпизод «Огней рампы», где старому клоуну Коль-веро, мыслей, вселить веру в жизнь, приходится мимикой лицами пластикой жеста изображать то скалу, то распускаю­щуюся горделивую розу, то скромницу-фиалку или же превратиться вдруг, не­постижимо как, — в искривленную япон­скую сосну. А его уморительно смешной пантомимический номер с дрессированны­ми блохами, которые в конце концов заби­раются ему под одежду. Можно ли забыть окрашенный юмором мимический разговор Чаплина-короля с официантом («Король в Нью-Йорке»), когда все попытки короля заказать ужин терпят того, рядом, заглушая все слова, грохочет бешеный джаз; и королю ничего не остается друго­го, как объясняться мимикой. Когда из него не получился клоун, он охотно сделался униформистом, кашева­ром, помощником фокусника и даже канато­ходцем. Все фильмы Чаплина, являющиеся как бы отдельными частями большой увлека­тельной киноповести, посвящены одной теме — теме злоключений маленького человека в буржуазном обществе. В его произведениях, всегда комедийных по форме (разве что за исключением «Пари­жанки»), очень самобытных по актерскому мастерству и режиссерскому почерку, не­изменно присутствует глубокий жизнен­ный драматизм, а в лучших фильмах вы­сокая сатиричность, приближающая Чарльза Спенсера Чаплина к колоссам са­тиры — Джонатану Свифту, Рабле, Салты­кову-Щедрину, Гоголю. Невиданный успех чаплинской сцениче­ской маски породил во всем мире несчетное количество подражателей на экра­не, в варьете и цирке. Объяснить это мож­но особой, именно цирковой природой творческой манеры Чаплина. «В моем умении рассмешить зрителя нет никаких тайн. Весь мой секрет — держать глаза открытыми, ум настороженным, что­бы не упустить ничего из того, что может пригодиться в моей работе. Я изучил че­ловеческую природу, ибо без этого мое искусство немыслимо... Короче, для моих будущих персонажей или для комических ситуаций я всегда использовал материал, который давала жизнь» . Итак, наблюдательность — «открытые глаза» и использование материала, давае­мого жизнью, — «настороженный ум» — Чаплин считает непременными свойствами того, кто сделал смех своей профессией. Это положение Чаплин подкрепляет мно­жеством примеров из собственной необъят­ной творческой практики. Он указывает еще на два приема, поль­зование которыми позволяет ему успешно строить комедийные ситуации: прием контраста и неожиданности. «Контраст интересен публике, — пишет Чаплин, — и именно поэтому я непрестанно к нему при­бегаю... Такое же значение, как и кон­трасту, я придаю неожиданному. Для ме­ня огромное наслаждение представлять себе, чего ждет от меня публика, и по­ступать как раз вопреки этому ожиданию». Мастера смешного найдут в его запис­ках, помимо ценных сведений о природе смешного, и практические советы, ска­жем: в пропорциях смеха «всегда быть экономным» — и предостережения от опас­ности: «пересолить в смешном», или же «убить смех преувеличением», «угодить публике», что «безусловно сдерживает фантазию, не дает хода оригинальному творчеству» . Глубина дарования Чаплина проявилась не в одной лишь области актерского ма­стерства — свое слово сказал он и в кино, драматургии и в кинорежиссуре, в кото­рой выступил как признанный реформа­тор, чьи приемы будут изучать и копиро­вать кинематографисты многих стран. Но этого всего мы касаться не будем. Перед нами связи Чаплина с искусством цирка, так сильно влиявшим на его формирование, оставившим такой заметный след в его творческой биографии. Интересно отметить, что пре­дисловие к книге Ж. Садуля «Жизнь Чар­ли» кинорежиссер Г. Александров, неоднократно лично встре­чавшийся с Чаплином и, возможно, под впечатлением этих встреч, создавший свой «Цирк», фильм, который заметно повлиял на становление и развитие художествен­ного стиля советского цирка. «В каждой своей речи,— пишет Александров,— в каж­дом своем печатном выступлении Чаплин с гордостью говорит о себе: «Я — клоун!» Но трудное и сложное искусство смешно­го он сумел поставить на службу большим чувствам, большим идеям, насытить его глубоким философским содержанием». Вот за это-то любят так горячо люди во всем мире Великого Клоуна, мастера ра­достного смеха, гениального художника современности, друга Советского Союза Чарльза Спенсера Чаплина. Спенсер Чаплин», М., Госкиноиздат. 1945, стр. 165—182. же. С каким волнением готовится Чарли — герой фильма «Цирк» к своему выходу на манеж в роли ассистента иллюзиониста. Если бы только знал этот иллюзионист, ка­кую «услугу» окажет ему влюбленный ас­систент, неловко раскрывший под дикий хохот зрителей все «производственные» сек­реты. Для наших мастеров смеха — клоунов, экс­центриков, цирковых ко­миков — большой прак­тический интерес пред­ставляют «секреты» бо­гатейшей творческой ла­боратории непревзой­денного создателя смеш­ного — Чарли Чаплина. Каким образом ему удается вызывать смех такой силы? На этот вопрос Чаплин дает ис­черпывающий ответ в своих ценнейших стать­ях: «Мой секрет», «Как заставить людей смеять­ся», «О моей работе», «Что же любит публи­ка» и др. РУД. СЛАВСКИЙ