235 лет назад. Заметки книжника Занявшись изученном книжной культуры Украины в XVIII веке, я приступил к просмотру книг, широко читавшихся в ту пору. Среди них меня заинтересовала книга украинского путешественника Василия Григоровича-Барского, посвященная его странствованиям по Италии, островам Греческого архипелага, Египту, Сирии и Палестине. Почти четверть века — с 1723 по 1747 год—длилось это путешествие, совершавшееся пешком (не считая, разумеется, неизбежных морских переездов). Еще до того, как книга в 1778 году была издана в Петербурге, она получила распространение в списках. Григорович-Барский был паломником, целью его путешествия было поклониться «святым местам», и он детально описывает церковные обряды, и «чудотворные» иконы, мощи святых, которые удостоился лицезреть. Однако его записки привлекли не только любителей душеспасительного чтения. Наш «пешеходец» был человеком чрезвычайно наблюдательным. Путешествие стало для него своеобразной школой, расширило круг его интересов и познаний. Разве не характерно, например, что в книге, озаглавленной «Путешествие к святым местами, дается детальнейшее и, я бы сказал, со вкусом сделанное описание ряда цирковых номеров!.. С первых же недель пребывания в Италии Григорович-Барский сталкивается со многим, что кажется удивительным этому недоучившемуся школяру (автор был учеником знаменитой Киевской академии, в которой обучались в свое время гоголевский Хома Брут и его товарищи). Оказавшись в Венеции во время карнавала, он был поражен увиденной им пестрой картиной: толпы ряженых, танцы на площадях, фейерверки. «Пришел и увидел то, чего не видел от рождении моего», — пишет он. «Того ради и пером изобразити совершенно не могу, понеже ни оценити, ни распознать сложения вещей не уразумех». Но опасения его оказались напрасными. Григорович-Барский прекрасно разобрался в сменявших друг друга зрелищах. Одни, например жестокую травлю быков, осудил, другими восхитился — например сложными механизмами, воспроизводившими картину торжественного выхода римского папы (этими движущимися фигурками, помещенными «в деревянной скрыне» — ящике, можно было любоваться сквозь «оконца христаловые» — хрустальные). Всего более подробно описал Григорович-Барский выступления цирковых артистов. Начинает он свое описание с весьма важного замечания: «Видех многая чудесная, обаче (однако) не волхвованием, но наукою творимая». Иными словами, нашему путешественнику ясно, что то, что он видит, не волшебство, а искусство, результат выучки, науки.

. Сначала, рассказывает он, выступал фокусник, манипулирующий картами, монетами, шариками *. «Видех игрца с картами, иже известит на яку колвек кто (кто-либо) замыслит карту; второе, даст карту кому нибудь от окрест стоящих от среди пучка взяти и паки в пучок положити и помешает много разий, также обратит лицем карти и яже притрафится на верху, глаголеть тому, иже взят карту: аще твоя сия есть? отвещаем ему: яко несть моя; онь же полагает лицемь на спод и рече, яко твоя есть и превратить лицемь к горе и покажет ему пред очи пред всем народом, яко его есть; ...играют монетою сице (так): взимать от кишеня (кармана) и ищисляет пред всеми, также положить в ину руку и паки исчисляет и уже сотворит пятнадесять; второе, снедает кулю (съедает шарик), взимает от пальца и влагает ее в уста и мнится ее снести (съесть), вторую взимает от второго пальца и снедает ее, третью взимает от маленькой палички и тую такоже снедает и взимает, идеже хощет: едину от своего носа, вторую от чуждаго, третью на поветре (воздухе), и разичне, различне якоже хощет творит». * Григорович Барский пишет на причудливой смеси славянского, русского и украинского языков, да еще с примесью латинских, греческих, польских, арабских слов. В скобках мы даем объяснение непонятных слов. Затем были показаны «обезяни и псы учении». И наконец, очевидно, особо поразившие Григоровича-Барского упражнения двух силачей-атлетов, «двох человеков силних», одного римлянина, второго фрнцуза, «различния показующих храбрости»: римлянин поднимает от земли зубами ведро воды, «заложивши назад руки, и трусит тако, яко верху глави его вода льется, так же помалу наклоняет главу и поставляет на землю»; держит на плечах пушки; ломится на спину, опираясь на стулья («седалища»), головой и пятками, и велит взобраться троим «верху персей... и тако стоящих на себе держит»; поднимает человека «з дробиною (лестницей) высоко и так держит»; ложится, кладет на грудь железную наковальню, «тисящу фунтов (!) в себе имущие», и два человека «всею силою великими млатами верху ковалда бьют». Аналогичный характер носят упражнения атлета-француза, который кроме того «держит на зубах стол с потравами» (кушаньями) и рвет веревки толстые «аки первый палец человеческий». Для подробного описания искусства канатоходцев у Григоровича-Барского места не оказалось: он только отмечает, что видел «по шнури скачущих и чудесная творящих человеков и жен»… В описаниях Григоровича-Барского обращает на себя внимание их обстоятельность, а главное, то, что автор — паломник, знавший, что церковь сурово осуждает такие зрелища, нак «потеху диавольскую», — не находит слов для их осуждения. Напротив, явно ощутимо, что он получает удовольствие от искусства актеров, достигших такого высокого умения. Именно об этом говорят драгоценные строки его записей, обнаруженные в старой книге. И. КОГАНОВ Журнал «Советский цирк» февраль 1961 г.

.