Цирки в мира
Донецкий государственный циркОткрытие Донецкого государственного цирка было приурочено к 100-летию Донецка и основному празднику города Дню шахтера и состоялось в августе 1969 го... |
Театр клоунады и комедии «Грим масс«Грим масса» - это театр клоунады и комедии в Москве. В нем работают молодые и талантливые артисты, номера которых вызывают во... |
Израильский цирк «Кешет»Цирк «Кешет» - это пример того, как даже в небольшом городе может существовать и процветать собственный цирк. «Кешет» - это на... |
Гомельский государственный циркЦирк в беларусском городе Гомель появился более ста лет назад. Вначале представления бродячие артисты давали под открытым небом, в палатках-шапито. Их выс... |
Заметки Дорвоза
Цирковая лента - Цирковые события |
года, семьдесят пять лет я провел на канатах «дора». Теперь, когда меня заменили сыновья и внуки, когда я стал только болельщиком цирка, мне хочется рассказать нашей молодежи, как жили мы — старые артисты цирка. Большую половину жизни я прожил в годы, когда узбекские артисты — а нас было много: и комики — острословы, и музыканты, и кукольники, и певцы, и танцоры, и канатоходцы, и акробаты, и жонглеры и многие другие — жили вне закона. Мусульманская вера «ислам», и свод законов, по которому должно жить мусульманское общество, — «шариат» — считали искусство великим грехом, а артистов великими грешниками. Но народ любил и искусство и нас, артистов-грешников. Любил и поддерживал — кормил, поил, одевал. Любили развлечения и богачи, многие из них даже покупали себе артистов. А артисты, которые бродили по дорогам Ферганской долины, Бухары, Самарканда и далекого Хорезма с очень давних времен, много сотен лет, оправдывали свое искусство «благословением божьим». Канатоходцы и плясуны на проволоке — «дорвозы» и «симдоры», так называли нас, — рассказывали такую легенду. Святой пророк Алий всю свою жизнь воевал с «неверными» (то есть с людьми другой веры). И вот пришел он к крепости Шахри-Хайбар. Эту крепость никто не мог покорить, потому что неверные жили там под защитой сказочных великанов-дивов. Вокруг крепости были высокие скалы, грязные потоки воды. Пророк Алий перебросил канаты, укрепив их на врытых в землю высоких бревнах, и все войско перешло по канату в крепость. Неверные были уничтожены, а сооружение, которое помогло разбить их, получило название «дор» и было благословлено самим пророком Алием. А поэтому и искусство «дорвоза» благословенное — «баракат». Если женщина хочет иметь ребенка, ей нужно только очень попросить дорвоза обойти вокруг нее семь раз и... у нее родится сын! А сами канатоходцы начинали представления с молитвы, в которой благодарили пророка Алия. Да и все представление проходило под музыку и чтение различных стихов. Чтобы понять, как мы трудились, я расскажу, как устраивался «дор» и «симдор» — конструкция для хождения по канатам и конструкция для хождения по проволоке.
. Брали три или пять бревен, их связывали веревками в мачту высотой 25—30, а иногда и 40—50 м. К мачте крепился центральный канат. Поперек мачты шла деревянная перекладина длиной 4—4,5 м, от которой отходили боковые растяжки. Они закреплялись внизу, на земле, поддерживая мачту. Центральный канат шел в двух направлениях: на подъем и на спуск (таким образом, мачта закреплялась с четырех сторон). Выше перекладины метра на 1,5—2 перпендикулярно мачте, на одной параллели с перекладиной, прикреплялась доена. Она крепилась серединой к верхнему концу мачты, края связывались с перекладиной (получался двойной упор, это крепление не давало возможности сломаться перекладине). Под доской устанавливалось нечто вроде зонта, а от перекладины вешались с двух сторон трапеции, трехступенчатая и одинарная (или двойная). Центральный канат, по которому дорвоз поднимался, шел под углом 25—30, а канат с другой стороны — под углом 50—55 градусов. Приблизительно на середине каждого каната устанавливались козлы из бревен высотой 20—25 м (бревна крепятся между собой, так же как и мачта). Между козлами и мачтой делались пять-шесть растяжек для того, чтобы лучше укрепить сооружение. Эти растяжки прикреплялись к кольям, вбитым в землю. Когда дорвоэ работал, его помощники придерживали колья... Трудно было вбивать эти деревянные колья — почва у нас сухая, твердая. Веревки были шерстяные, диаметром 60—70 мм. Шерстяные веревки растягивались, так что тугой натяжки не могло быть, а блоков знали. Для того чтобы соорудить «симдор», устанавливали высотой 5—6 м, между ними натягивали проволочный трос длиной 5—6 м. Проволоку, как и канат, мы делали сами: мы нагревали тонкие струны и затем их скручивали. С обеих сторон козел крепили шерстяные канаты: во время прыжков они растягивались — создавалась амортизация.
. Одевались мы в шаровары из плотной материи, внизу они были заужены, выше щиколотки завязывалась лента («пейнич», шириной в 10—12 см), и белую свободную рубашку («яхтак», перевязанную в талии вышитым платком — «бильбаком»). На голову надевалась тюбетейка. На ноги — ничего, работали всегда босые... Ступни ног трескались — кровь так и струилась с ног начинающих дорвозов... Кончалось представление, и раны засыпали жженой глиной, а завтра все повторялось сначала. Через несколько лет работы на ногах образовывались толщиной. В старину считалось, что дорвозом может стать только потомок дорвоза. Действительно, искусство наше чаще всего передавалось из поколения в поколение. И нужно сказать, не всегда маленький мальчик в семье дорвоза хотел унаследовать искусство своего отца, но нужда заставляла его в шесть-семь лет забираться под самое небо. А нуждались мы очень! Много народу смотрело наши «игры», но не все имели деньги, чтобы заплатить за доставленную радость. А если нас приглашали баи, то тоже далеко не всегда щедро одаривали — чаще всего угостят ужином и халат поношенный подарят. Богачи особенно любили смотреть, когда работали совсем маленькие дорвозы. Стоишь, бывало, смотришь, как ребенок, рискуя жизнью, проделывает сложные прыжки; отец его внизу крепления держит и с мальчика глаз не спускает, боится, а жирные баи сидят и гогочут... Так становилось больно и обидно! Помню, был один дорвоз, очень хорошо его сынишка работал, тоненький такой, хорошенький. Однажды в Маргелане сорвался мальчик и разбился... И оказалось — это девочка. Не было сына у престарелого дорвоза, научил он дочку своему искусству. Ловко она работала, да слабенькая была, недолго погибла. Я за свою жизнь тоже не один раз срывался.
. Помню, как-то сорвался в Ташкенте: слетел я с проволоки, зацепился пятками за трос, сделал полный оборот вокруг проволоки и сел опять на трос... Я не прекратил выступления, потому что, если бы ушел, мой авторитет надолго был бы испорчен. Я взял баланс и вновь проделал трюк. А когда кончилось представление, оказалось, что я сломал три ребра... Лечили меня тогда по-своему — взяли кусок козьей шкуры, обмазали ее столярным клеем и заклеили ею правый бок. Работать год. У дорвозов было правило — никогда не сдаваться, так учил меня мой отец. Он был очень популярным дорвозом — звали его Ташкенбай. Он мне часто рассказывал эпизоды из своей трудной жизни и всегда оканчивал рассказ словами: «Зритель не должен знать о трудностях нашей работы. Что бы ни случилось — улыбайся». Один из эпизодов запомнился мне на всю жизнь. Был большой праздник в Ташкенте, и отец решил показать свое искусство на площадях большого города. Двенадцать дней шел он из Коканда в Ташкент (сейчас поезд довозит нас за двенадцать часов, а самолет за сорок минут!) и пришел усталый, не готовый для сложной работы. Оказалось, в Ташкенте уже выступала группа дорвозов Сойибходжи, это был любимчик баев, он не разрешил отцу работать. Отец, взвалив на плечи трапецию, вновь пустился в путь. Пришел он в город Туркестан, там был праздник, в котором принимали участие русские войска. Взяв напрокат бревна и веревки, отец устроил дор и начал представления. Но сказались усталость и волнения — отец сорвался! Падение было более чем удачным — он зацепился за одну из растяжек и благополучно опустился на землю, правда, при этом получил значительные ушибы... Он поднялся и улыбнулся, собираясь повторить номер. Русский генерал потребовал подойти и объяснить, как могло случиться несчастье. Отец улыбнулся вновь и бодро ответил: «Это у нас так принято — при первом выступлении опускаться на землю таким способом». Генерал тоже улыбнулся, видимо, поняв хитрость отца, и разрешил ему повторить номер... Да, тяжела и сурова была жизнь дорвоза! Работали под открытым небом, ночевали где придется, ели что придется и часто, невыспавшиеся и голодные, улыбались и забирались на дор, рискуя сорваться. Работали мы, конечно, без сетки, без лонжи и ни о какой страховке понятия не имели. А в результате — пустой карман и тяжелые увечья! А сколько унижений и оскорблений мы переносили от «сильных мира сего»... Считалось большим почетом, если тебя приглашали участвовать на представлениях, устраиваемых каким-нибудь ханом. На этих саилях — празднествах — выступало сразу несколько групп народных артистов разных видов и жанров. По приказу хана группы одного вида соревновались между собой. Далеко не всегда эти соревнования были именно соревнованиями, скорее это была жестокая конкуренция. Лучшим артистом считался тот, чье представление хан досмотрит до конца, но если хан уйдет во время представления, значит, ночью этого артиста изгонят из города. А для ханов показателем отличной работы не всегда являлось истинное мастерство, чаще всего их привлекали или красивые мальчики, или отчаянные прыжки... Но как бы тебя ни унижали, ты обязан был каждым «баем». Помню, шел я как-то по улице, задумался и не заметил мингбоши — тысяцкого Эгамберды, — ну, и не поклонился ему. Рассвирепел Эгамберды, велел отвести меня на конюшню. Там меня избили. А когда раны зажили, приказал мингбоши служить ему год, чтобы «научился» я уважать «власть». Целый год вынужден был я чистить ему оружие, лошадей, готовить «чилим» — курительную трубку, чистить одежду, обувь. Жил я в конюшне, спал в кормушке, ел остатки со стола привилегированных слуг, — денег мне, естественно, не платили. Пока я прислуживал Эгамберды, вышел из формы. Кончил служить — работать начинать сразу не смог. Хорошо, что мы, бродячие артисты-бедняки, дружно жили: помогли мне другие дорвозы, народ помог — поили меня и кормили, пока я тренировался. Вообще мы часто друг другу помогали. Помню, был среди нас дорвоз Мирза-Хаким. Он очень увлекался конным спортом, но лошадь купить никак не мог — денег не было. Собрали мы нужную сумму и купили ему лошадь. Оправдал наши надежды Мирза-Хаким: так он блестяще выступал на конных соревнованиях-игрищах — «улак», что всегда получал призы. Эти призы улучшили наш бюджет. Несмотря на трудности, которыми была полна наша жизнь, искусство народных артистов было на высоте, ибо мы уважали народ, а народ любил наше искусство. Для народа мы и старались. Только тот человек, кто от чистого сердца служит народу! Кто не знает радости труда, плодов. Ташкент. город. дорвозов. Одной из положительных сторон старого узбекского цирка было то, что артист никогда не замыкался в рамках одного номера. Каждый артист работал в нескольких жанрах. Конечно, не все номера артиста были на большой художественной высоте, но один номер отрабатывался блестяще. Такой подход к профессии развивал мастерство артиста всесторонне. Это помогало нам, небольшой группе, проводить большие представления, что было тоже немаловажно. века в Ферганской долине были особенно знамениты: Юсуп-Кизик Шакарфианов, главной профессией которого были кизикчилики, то есть сочинение и исполнение коротких пьесок сатирического содержания; фокусник Журабоши-ока, гиревик-атлет Камил-Полван, гимнаст Парзин-ока, дрессировщик лошадей Рахман-ока, гимнаст на трапеции Чакан Ходжаев (впоследствии он стал дрессировщиком лошадей), молодой комик-острослов Карим Зарипов (впоследствии он стал гимнастом, а в советское время прославился как дрессировщик лошадей и наездник). Среди русских содержателей цирков был очень популярен Юпатов, сам великолепный дрессировщик лошадей. В его цирке часто выступали узбекские артисты, там мы обогащали свои программы, свое мастерство, а его артисты учились у нас. В Средней Азии работали знаменитые артисты, приехавшие из стран Востока: «факир-шпагоглотатель» Азисхан, «человек-змея» Ли Фушун, «человек-аквариум» Али-Афган дцугие. Работа на доре, или, как называлось наше представление, «доруюн» (дословно «игра на виселице»), состояла из многих трюков. Первым начинал работу ученик, затем выступал дорвоз средней квалификации, а после уже сильные. Приблизительно до 1905—1910 годов работа дорвоза состояла из следующих номеров: прямое передвижение с балансом вперед и назад; фигурное передвижение под музыку — вроде танца; передвижение с отводом ноги; передвижение с приседанием то на одно, то на другое колено. Все эти трюки исполнялись с передвижением до второй или третьей растяжки. Затем шел ответственный трюк — передвижение до верхнего мостика с завязанными глазами. Во время работы на трапеции исполнялись 1. подколенках, боковых веревок трапеции. 2. Обрыв со спины. Обрыв производился с положения баланс, лежа на трапеции. 3. Обрыв с положения сидя. 4. руках, руками, поворот на 360 градусов на одной руке. 5. петлях, руках, проведение ног между рук, руки вывертываются во вращающейся петле. «Вертушка» темпе - (8—10 вращений). 6. Бросок с верхней площадки. Проводился он так: один конец веревки привязывается к щиколотке ноги, другой конец привязывается к трапеции. Длина веревки 2,5—3 м плюс 1,5—2 м — расстояние до мостика; таким образом, длина свободного полета м. Впоследствии мои ученики Дехкан, Хатим и старший сын Кадырджан начали делать более сложные трюки. Особенно ловким был Дехкан. Он первый начал работать на канате в очень быстром темпе, с завязанными глазами, делать копфштейн (стойку на голове), пируэт с балансом на 180 градусов, перевод баланса через голову на плечи, с плеч на спину, опускание и провод баланса между ног, ласточку с балансом и без баланса. Он изобрел очень опасный трюк — передвижение по канату в быстром темпе с привязанными к ногам хорошо отточенными ножами. Затем он начал делать седамы во время быстрого бега. В эти же годы начали усложнять работу на трапециях. В этом сказалось влияние русского цирка. Работа симдора на проволоке также состояла из нескольких сложных распространенных трюков. 1. Передвижение вперед и назад. 2. музыку — танец. 3. Обвод баланса между ног и через голову. 4. елочкой. 5. Прыжки вверх в быстром темпе. 6. растяжек). 7. сторону). 8. Седамы со стойки на одной ноге. 9. Седамы, когда ноги подгибались «потурецки». 10. (боковые, вправо, влево). 11. Седамы с балансом за спиной. 12. назад. симдорами, когда они привязывали к ступням ног медные тарелки, деревянные ходули или надевали туфли на высоких каблуках. Это были прыжки, седамы, седамы с завязанными глазами — все очень трудные трюки. Еще был трудный трюк — «прыжки казане», симдор надевал на ноги медный казан (или, вернее, влезал в него) и передвигался на проволоке. В начале нашего века я был признан лучшим дорвозом и симдором. Не всякий музыкант мог работать со мной, так как не выдерживал темпа. Ведь каждый удар на-гора или дойры (это среднеазиатские ударные инструменты) должен был совпадать с моими действиями. Работал я в быстром темпе 50—60 минут без перерыва. Поэтому музыканты в очень вежливой форме отказывались мне аккомпанировать. Конечно, такое мастерство пришло ко мне не сразу. Работать на доре я начал семи лет, моим учителем был отец. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, отец умер и я стал работать один. Я был уже вполне приличным дорвозом. В 1885 году я увидел работу хорошей группы симдоров, под руководством знаменитого Мадали-ока, загорелся желанием изучить этот вид искусства и уговорил второго руководителя группы — Худайназара взять меня к ним. Худайназар был талантливым человеком, он сразу приметил во мне «данные» и начал со мной работать. Вскоре я стал исполнять серьезные трюки. Из-за этого я был вынужден уйти от них, ибо Мадали-ока недолюбливал меня, считая своим конкурентом. Но дело было сделано — я симдором! Правда, до признания мне пришлось прожить много голодных лет. И только в 1908 году на большом представлении, которое было устроено на Промышленной выставке в Ташкенте, я был признан лучшим дорвозом и симдором Туркестана. Меня наградили золотой медалью, грамотой и парчовым халатом. Такова повесть моей одной жизни. Да, именно одной, потому что в день Великого Октября жизнь. Началась новая жизнь, и в ней тоже было немало трудностей, но трудности эти легче было преодолеть, ибо, преодолевая их, мы завоевывали настоящее счастье. Артисты из народа были в годы борьбы за Советскую власть вместе с народом. Мы выступали на революционных празднествах селах, по фронтам, участвовали в кампаниях по борьбе с басмачеством, по проведению земельно-водной реформы. Мы боролись с пережитками прошлого в сознании народа, боролись за раскрепощение женщины. Не только своим искусством и горячим словом боролись мы: многие артисты вступили в ряды Красной Армии. В 1924 году мой старший сын, моя гордость Кадырджан, ушел в армию. Узнали об этом басмачи и решили отомстить мне. Меня поймали, связали, бросили под дерево и решили в назидание всем жителям деревни повесить... Но не удалось им убить меня: как ветер налетели на басмачей воины Красной Армии, и я был спасен. Часто потом мне передавали, что злы басмачи на меня, отомстить собираются. Собирались, собирались, да так и не собрались, пока их всех не уничтожили, В рядах народных мстителей был сын! С 1925 по 1930 год мы работали в частных цирках. А с 1930 года я уже работал в системе Узбекского государственного объединения музыкантов эстрады и цирка. Мы получили возможность работать и жить, хорошо жить! Вы, конечно, не представляете, каково со страхом думать о завтрашнем дне. А для нас в старину завтрашний день был чем-то неведомо страшным... Вдруг разобьешься — и не умрешь, а останешься калекой! Куда тогда?.. До 1947 года я работал на канате, до 1949 года был художественным руководителем группы, а с 1950 по 1956 год — художественным руководителем Ташкентского цирка, при котором в 1942 году был создан наш национальный коллектив. А когда мне исполнилось 90 лет, я ушел на пенсию. Советская власть и мой дорогой народ высоко оценили мою работу. Я пожал плоды своего труда. Я народный артист РСФСР и Узбекской ССР, удостоен высочайшей награды — ордена Ленина. Меня наградили также орденами Трудового Красного Знамени, «Знак почета», медалями «За трудовое отличие» и «За доблестный труд». И я знаю, все эти пометные звания и награды я получил не только за мою работу в наше время, но и за всю мою жизнь. Я всю жизнь трудился для народа, и народ оценил мой труд. По моему пути пошли сыновья и внуки и внучки. Они сейчас работают в советском цирке, лучшем в мире цирке! И я очень горжусь ими. Дорогие товарищи артисты! Вам никогда не придется испытывать трудности и невзгоды, которые испытали мы, старые артисты. Перед вами открыты широкие пути к счастью творчества. Так идите же по этим дорогам к вершинам мастерства! Служите своему народу, несите с гордостью высокое звание советского артиста! счастливы, друзья!
Читайте: |
---|
Цирковые события:
|
Животные в цирке:
|